Газета «Майкопские новости» является участником Всероссийского проекта «Быть отцом!», который инициирован Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея». И сегодня в рамках проекта мы публикуем интервью с Сергеем Волковым — первым в мире космонавтом во втором поколении.
Герой России, летчик-космонавт Российской Федерации Сергей Александрович Волков родился 1 апреля 1973 года в городе Чугуеве Харьковской области. В 1990 году окончил среднюю школу в Звездном городке, затем Тамбовское высшее военное авиационное училище летчиков им. М.М. Расковой. В 1997 г. был зачислен в отряд космонавтов Центра подготовки космонавтов ВВС (12-й набор).
В своем первом полете С. Волков находился в космосе с 8 апреля по 24 октября 2008 года. Второй космический полет длился с 7 июня по 22 ноября 2011-го. Третий — со 2 сентября 2015 года по 2 марта 2016 года. В общей сложности Волков провел в космосе 547 суток 22 часа 20 минут. Совершил 4 выхода в открытый космос.
Женат. Воспитывает двоих сыновей.
Сделать выбор
— Что самое важное вы бы хотели донести до своих детей?
— Что надо любить жизнь. И что надо трудиться, полностью отдавая себя.
— Вы втайне от отца подали рапорт на зачисление в отряд космонавтов. На тот момент отец был начальником этого отряда. По правилам отец и сын не могут служить вместе. По сути он пожертвовал ради вас своей карьерой. Как далось ему такое решение?
— Для отца, наверное, это было взвешенное решение. Конечно же, он переживал. Он полжизни проработал в Центре подготовки космонавтов. О том, что ему придется уйти, мы узнали уже после того, как меня зачислили. Я прошел медицинскую комиссию, собеседования. И перед финальным утверждением было выдвинуто такое условие.
— У вас состоялся серьезный разговор?
— Это была десятиминутная беседа. И я сейчас, наверное, даже не вспомню подробности, только общий смысл. Отец спрашивал, понимаю ли я, во что ввязываюсь. Я понимал, что зачисление в отряд космонавтов не гарантирует мне полет. У нас нет такого: «зачислили, и можно расслабиться». Идет работа, тебя испытывают. Нужно постоянно доказывать, что именно ты можешь сейчас полететь в космос. Я вырос в Звездном городке и видел как людей, ставших космонавтами, так и тех, кому не довелось полететь. Так что я понимал, «во что ввязываюсь».
— Как думаете, ваши дети могут вас поставить в подобную ситуацию?
— Им пока не приходилось серьезные решения принимать о том, куда дальше направиться. Хотя старший, Егор, уже в девятом классе. Пора определяться с профессией. Перед первым сентября у нас с ним как раз состоялся разговор об этом.
— Вы поставили перед сыном какие-то условия?
— Я стараюсь не давить. Последнее слово должно быть за ребенком. Он сам должен сделать выбор. Как я пришел в летное училище? Это были 90-е годы. Кругом было столько соблазна! Только и слышалось отовсюду, что высшее образование никому не нужно — надо просто «делать бизнес». А военное училище — это непонятно что. Кому это надо? Многие мои товарищи не выдержали этого прессинга общественного мнения и бросили учебу. А я сознательно поступил и окончил училище.
— Вы хотели бы, чтобы ваши дети пошли по вашим стопам?
— Если они сами примут такое решение — почему нет? Это их жизнь. В какой-то момент надо отпустить, чтобы ребенок двигался самостоятельно.
Соревнование
с самим собой
— Приходилось ли кому-то доказывать, что вы не папенькин сынок, что не по протекции попали в отряд?
— Таких ситуаций не было. Отец ушел из отряда, я остался. У меня не было права на неуспех. Это было внутреннее соревнование с самим собой.
— Каково это — жить в Звездном городке? Вы не чувствовали оторванности от большого мира?
— Пока мы ходили в школу, городок был для нас всем миром, и этого было достаточно. Мы понимали, что есть другие места на земле, ездили на каникулы к бабушке, в пионерский лагерь, в Москву. Ощущения замкнутости не было. А вот ближе к концу школы городок действительно стал мне мал. Я начал думать о том, что уеду, решил поступать в училище. Летных училищ в московском регионе не было. Ближайшее — в Тамбове, в 500 км от городка. Это был другой мир.
— Ваша школа чем-нибудь отличалась от обычных?
— Я учился с детьми других космонавтов, это была моя привычная среда, ничего особенного. Мы с детского сада друг друга знали. Когда отец полетел, для моих одноклассников это не было сенсацией. Мне было тогда двенадцать лет. Первый раз я почувствовал, что мой отец — выдающийся человек, когда после его первого полета я поехал в пионерский лагерь. Вожатые смотрели на меня, как на диковинку: «Чего, правда? Ты сын того самого космонавта?» Не могу сказать, что мне это льстило. Я был так воспитан, что не считал заслуги отца своими. Хотя, конечно, своим отцом я горжусь.
— Отец интересовался вашей школьной жизнью?
— На родительское собрание он пришел один раз, когда я учился в последнем классе. Уроки я в основном делал сам, иногда помогала мама. А папа готовился к своему первому полету: уезжал в Ахтубинск, в школу летчиков-испытателей. Приезжал домой на выходные. Но это не значит, что он не был в курсе моих дел. И помощь от него тоже была. Он же в прошлом летчик-инструктор, у него талант все доходчиво объяснять. Вообще многому из того, что я умею, меня научил отец.
— Что сформировало вас как личность больше: семья, школа, улица, телевизор?
— Я считаю себя продуктом своего времени. Это все-таки был Советский Союз. Мне хотелось быть пионером, потом комсомольцем. Я был активным, идейным подростком. Но что хорошо и что плохо, мы все равно узнаем из семьи, когда смотрим на отношения родителей друг к другу. Сказать, что улица совсем не влияла, тоже не могу. Я много времени проводил на улице.
Доверие дает силу
— Считается, что в России для мужчины работа стоит на первом месте, а семья — на втором. В одном из интервью вы с этим согласились. В каких ситуациях вам приходилось жертвовать интересами семьи ради работы?
— Когда я так говорил, то, наверное, имел в виду профессию космонавта. Хотя, я смотрю, как трудятся мои знакомые в различных областях и сферах... Действительно, часто ради карьеры приходится чем-то жертвовать, и первой жертвой становится семья. В моей профессии — для того чтобы отец полетел в космос, работает вся семья.
— В чем выражается поддержка семьи, когда идет период подготовки к полету?
— Наташа меня понимает. Если я говорю, что приду поздно, она никогда не закатывает глаза: «Ну, вот, опять! Когда это кончится?». Ее доверие дает мне силы.
— Когда вы в первый раз полетели в космос, как семья вас провожала?
— Наташа с детьми на Байконур не поехала. Тогда уже разрешалось семье приезжать на космодром, но отец сказал, что в нашей семье женщины на Байконур не ездят. Все, на этом разговор был закончен.
Нюша — индикатор невесомости
— Вы что-нибудь брали в космос, что бы напоминало о семье?
— Конечно, фотографии. Бумажные, чтобы были настоящие, чтобы можно было в своей маленькой каюте повесить. А еще мои дети передавали мне в полеты игрушку — индикатор невесомости. Это традиция такая. Дети командира корабля всегда передают экипажу игрушку. В одном из полетов это была Нюша из «Смешариков».
— Раньше существовала традиция не сообщать на орбиту плохие новости. Она сохраняется?
— Сейчас все по-другому. Раньше встречались с родными в эфире раз в неделю на двадцать минут. А сейчас возможностей намного больше. Я звоню каждый день и, конечно, чувствую оттенки голоса, настроение. Поэтому даже если напрямую не скажут, я все равно почувствую, если что-то произошло. Раз в неделю у нас видеоконференция. Раньше родным надо было для этого ездить в Центр управления полетами. Сейчас достаточно, чтобы интернет дома был. Раз в неделю около сорока минут есть возможность в таком формате пообщаться.
— А ваши коллеги — космонавты из других стран, они так же общаются со своими семьями?
— Разница есть. Она касается скорее отношения системы к семье. В нашей системе немыслимо, чтобы кто-то заявил: «Мне надо сдвинуть подготовительную сессию в Хьюстоне, потому что у моего ребенка две недели каникул, и я хочу с ним поехать в отпуск». Для американцев это нормально. У нас система тоже потихоньку меняется, становится мягче.
— Кто вас встречал из полетов?
— Отцу удавалось все три раза приехать на место посадки, то есть он был одним из тех людей, которые после открытия люка первыми заглядывают внутрь и общаются с экипажем. Это достаточно трогательный момент. И перед стартом отец тоже провожал меня до ракеты, мы шли рядом до лестницы.
— Это ведь исключение из правил? Никто из родственников еще никогда не провожал космонавта до ракеты?
— Да, здесь, конечно, его прошлое сыграло роль. Ему разрешают. Его включают и в спасательную бригаду. А семья обычно встречает на аэродроме.
Ощущение семьи
— Отцовство — это счастье или труд?
— Это все вместе. Сиюминутно это может быть даже тяжелый труд, большая ответственность. А если спустя время посмотреть, то, конечно, это счастье.
— Вы извиняетесь перед детьми, если бываете не правы?
— Да, конечно. Нельзя быть во всем правым. Приходится признавать.
— Можно ли в воспитании вообще обойтись без наказания?
— А что такое наказание? Ты ставишь в угол ребенка — для него это наказание или нет? Есть ли смысл его туда ставить? Я мало дома нахожусь. Приехал откуда-то, мне информацию вывалили, и я сразу должен бросаться наводить порядок? Сгоряча дров можно наломать, обидеть. У нас в сложных ситуациях всегда подключается жена. Она может мягко расставить все на свои места.
— Когда вы хотите утешить ребенка, что вы делаете?
— Со старшим мы больше разговариваем. Он уже выше меня ростом. Но и ему надо иногда, чтобы обняли.
— Как вы считаете, детям сейчас живется тяжелее или легче, чем вам в этом же возрасте?
— В школе, мне кажется, немного тяжелее. Плюс у нас же не было таких отвлекающих факторов, как компьютерные игры, соцсети. Я не понимаю, для чего нужно так долго сидеть в ВКонтакте. Мне на почту 15 минут хватает. А у них там переписка идет часами! Я пытаюсь быть гибким. Мы же не можем постоянно контролировать интернет-пространство. Надо достучаться до ребенка, чтобы объяснить ему, что есть мир виртуальный, а есть мир реальный. И в этом реальном мире тоже масса интересных вещей.
— Что вы делаете, чтобы ваши дети чувствовали ваше присутствие в их жизни?
— Я очень похож на своего отца и, может быть, на многих российских мужчин. Даже понимая и осознавая, что, возможно, я сегодня больше нужен дома, все равно еду на какое-то общественно значимое мероприятие, потому что так надо. Это сильно усложняет жизнь. Но с другой стороны, все свободное время я стараюсь проводить с семьей. И если есть возможность раньше вернуться из командировки, с учебы, со встреч, то я, конечно, сразу еду домой. Для меня в детстве было значимо ощущение, что все дома. Ощущение, когда никто никуда не едет, даже никто в гости не приходит. Просто мы — семья. Брат, мама и папа. Мы могли ничего совместно не делать. Я играл в своей комнате, занимался уроками, книгу читал — но вся семья была в сборе. Это было настолько ценно, что я мог не пойти гулять с друзьями. И сейчас такие моменты, когда я дома с семьей, для меня тоже очень важны.
— О чем вы мечтаете?
— Что тут сказать? Что я мечтаю о четвертом космическом полете? Мне ответят: «Ну что это за мечта? Уже летал три раза»… Сейчас у меня есть конкретно желание детей вывести на нормальную жизненную орбиту. Изыскать время именно на детей. А все остальное уже будет, наверное, от этого исходить.
Беседовал Александр Гатилин.